В закрытом гарнизоне - Валерий Ковалев

В следующее мгновение ее створки со скрипом растворились, и в зал пружинистой походкой вошли пятеро людей, с музыкальными инструментами в руках.

Не обращая внимания на присутствующих, мужчины гордо стали напротив, инструменты в их руках ожили, и к сводам полетели красивые как сама жизнь, слова.

Мера мемгеребс удзило зеца,Замбахи вели.Ту мильхис вмгери ту севдиоб,Маица вмгери.Мера мемгеребс варадабис суткваКакачос периЧели силгера туда маатлесХода мец вмгери!

блестя маслинами глаз, чудно пел выступивший чуть вперед невысокий крепыш, и за столом внимательно слушали.

А когда эхо последних слов замерло, и последовали аплодисменты, один из наших даже прослезился.

– Ты что, Автандил? – уставились на него соседи.

– Птичку жалко, – приложил он к глазам платок, и зал содрогнулся от хохота.

– Это песня так называется, «Птичка невеличка» – наклонился ко мне Георгий, и я тоже рассмеялся.

Ошибся, оказывается наш полиглот.

Тогда, в Атлантике.

Сауна с телефоном

На одной из традиционных встреч в день Военно-Морского флота, где мы пьем водку и предаемся воспоминаниям о флотской юности, мой приятель, капитан 1 ранга Валера Байников рассказал довольно занимательную историю, которую я привожу дословно.

«В бытность моей службы в должности оперуполномоченного Особого отдела Краснознаменного Северного флота, в славном городе Североморске, я повстречал своего однокашника по Высшей школе Алика Турмухаметова.

Встрече мы были искренне рады, и после обмена новостями он пригласил меня попариться в корабельной сауне на эсминце 7 эскадры КСФ, который обслуживал.

Поскольку от такого предложения ни один здравомыслящий моряк не отказывается, я с благодарностью принял приглашение и в один из дней, предварительно созвонившись, мы прибыли на эсминец.

Там Турмухаметов дал команду механикам включить электротэны сауны, и, в предвкушении удовольствия, мы неспешно в нее проследовали.

Располагалась эта чудесница в одном из корабельных помещений за металлической глухой дверью без каких-либо запоров. Вместо нее в просверленное в центре отверстие была продета ременная петля, исполнявшая роль клинкета*.

Внутри сауна имела обычный вид за исключением того, что во всех ее помещениях: раздевалке, душевой и даже парилке, на переборках висели массивные хоботы корабельных телефонов. Целых три штуки, больше чем на ГКП* крейсера.

Оригинальное исполнение дверной рукоятки и обилие средств связи в таком располагающем к отдыху месте, несколько озадачило меня и, зная, что на флоте просто так ничего не делается, я поинтересовался у Алика причинами столь странного дизайна.

Он в ответ рассмеялся и, пригласив меня в уже раскаленную парилку, рассказал довольно занимательную историю.

Сауна была расположена в помещении, ранее являвшимся на корабле техническим и, соответственно, оборудованном дверью с клинкетным рычажным замком, располагавшимся только с внешней ее стороны.

До поры до времени, посещавшие эсминец высокие гости, командир и офицеры мылись и парились в сауне в свое удовольствие, не испытывая никаких неудобств. Но все хорошее когда-нибудь кончается.

В одну из помывок, клинкетный замок по какой-то известной только ему прихоти самопроизвольно закрылся и закупорил в раскаленной сауне местного капитан-лейтенанта.

Поскольку тэны вырубить было невозможно – они включались только с внешнего электропоста, а наглухо задраенная дверь его усилиям не поддавалась, офицер стал вопить и пытаться ее высадить. Но куда там! Это ж не какая-то, а рассчитанная на эксплуатацию в условиях плавания, дверь, призванная обеспечить водонепроницаемость судовых переборок.

Так, что его жалкие потуги успехом не увенчались. Обессилев, капитан-лейтенант сполз на палубу и стал понемногу вариться, как сарделька на пару.

Но за него, по-видимому, кто-то молился. Проходивший по коридору матрос случайно услышал какой-то подозрительный писк за дверью сауны и не поленился доложить об этом вахтенному офицеру.

Когда недоваренного сибарита извлекли из клубов почти материального пара, заполнявшего помещение, он был весь в соплях и без сознания.

Как водится, случилась разборка, дело замяли, командир вставил потерпевшему «фитиль» и про тот случай забыли.

– И что вы думаете? На этом все закончилось? Отнюдь.

Второй жертвой двери оказался ваш покорный слуга.

Все произошло, как и в первый раз, с той лишь разницей, что я не стал орать и суетиться, а сразу лег на «рыбину» в дальнем углу раздевалки, укутав голову мокрым полотенцем, и стал мысленно взывать к Создателю.

И, повидимому, он меня услышал.

На корабле сыграли учебную тревогу, началась беготня и через какое-то время, обратив внимание на работающие в сауне тэны, меня тоже извлекли из этой душегубки, причем не в самом лучшем состоянии.

В этот раз, наплевав на субординацию и не выбирая выражений, фитиль воинским начальникам вставил я.

– И что ты думаешь? Помогло.

Командир приказал срезать автогеном клинкетный замок и оборудовать дверь вот этой самой петлей. А в каждое помещение поставить по телефону.

Так, на всякий случай».

Примечания:

Клинкет – рычажный запор на корабле.

ГКП – главный командный пункт

Некоторые особенности воспитания в ВМФ

«Воспитание матросов на Флоте, дело архиважное.

Им занимаются от подъема до отбоя и, даже ночью, когда все спят.

Ибо матрос существо непредсказуемое, склонное ко всяческой бузе и вольнодумству.

Кто, как не они, кидали офицеров за борт на броненосце «Князь Потемкин-Таврический», пуляли из главного калибра «Авроры» по Зимнему, или орали «караул устал!», при первых зачатках демократии в России?

Известное дело – матросы.

Кто дул спирт из гирокомпасов и торпед в годы войны на кораблях, понижая их боевую мощь, или ходил в атаки на берегу с черным матом и «полундрой», вместо патриотического лозунга «За Родину»?

Та же братия.

А кто ломает новую технику в море, спит на вахте и при первом удобном случае удирает в самоход, чтобы там пьянствовать и идейно разлагаться?

Они же».

Примерно так думал помощник командира ракетного подводного крейсера «К-450», размеренно скрипя ботинками по снегу в сторону одной из казарм жилого городка флотилии.

Упрятанный в тени высящейся справа скальной гряды, он парил уложенной на ряжах змеистой теплотрассой, сонно мигал уставшими за ночь фонарями и пялился на залив сотнями еще темных окон.

– Т-экс, – сказал помощник, остановившись у высокого крыльца и поддернул рукав шинели.

Фосфорицирующие стрелки показывали без четверти шесть, и он довольно хмыкнул.

Со дня на день, в базе ожидалось прибытие высокой комиссии во главе с Министром обороны маршалом Гречко, и на последнем совещании в штабе, командующий призвал офицеров не ударить в грязь лицом.

– Все что железное – покрасить, где торчит – загнуть, а матросов повсеместно окучивать! – завершил он свое выступление.

И на следующее утро все вокруг стало благоухать кузбаслаком и суриком, а на пирсах в умелых руках зазвенели аварийные ломы и кувалды.

Что же касается «окучивания», то в казармах было введено круглосуточное дежурство офицеров, и помощник, заступил на него первым.

Поднявшись по гулким ступеням на пятый этаж, он потянул на себя массивную дверь, с табличкой в/ч53117 вверху и ступил в просторный холл, с длинным рядом матросских шинелей и шапок на вешалке, и клюющим носом дневальным, сидящим на тумбочке.

– Бах! – пушечно хлопнула за спиной помощника дверь.

– Шурх, – спрыгнул дневальный с крышки.

– Товарищ капитан-лейтенант… – забубнил он в следующую секунду, приложив к шапке руку.

– Два наряда, – растопырил перед ним помощник пальцы, и, стянув с рук перчатки, монолитно двинулся к темнеющему справа высокому проему.

За ним, в фиолете ночного освещения, теряясь вдали, матово светился широкий проход, по обеим сторонам которого высились в два яруса койки, со стоящими перед ними банками*, увенчанными аккуратными квадратами сложенных поверху матросских роб.

– Хр-р-р, – разноголосо витало в воздухе.

Дойдя до второго проема кубрика, за которым виднелась длинная кишка коридора, помощник удовлетворенно хмыкнул, сделал оверштаг* и пошагал обратно.

У тумбочки, рядом с дневальным, уже в в робе и тапках, стоял взъерошенный строевой старшина Юркин и хмуро взирал на помощника.

– Качественно спите, вместе с дневальным, – наклонился к нему помощник и перевел взгляд на висящую вверху радиоточку.

Там что-то щелкнуло, захрипело, и в помещении возникли звуки метронома.

– Подъем – бросил помощник старшине с последним, и тот кивнул застывшему рядом дневальному.